Сирена с трудом выдавливала из себя слова. Казалось, она совсем не стремилась его удержать, скорее наоборот.
— Нет, не единственная. В городе говорят самое разное насчет твоих перемен на «Сенчури-Лоуд». Владельцы шахт убеждены: либо тебя к этому подталкиваю я, поскольку все твои новшества почти в точности соответствуют тому, что я уже ввел у себя, либо ты лишь пытаешься изображать из себя хозяйку и все твои потуги не стоит принимать всерьез.
— Значит, я сделала то же, что и ты? Я не знала.
— Это уж конечно, ты ведь не захотела разговаривать со мной о делах.
— Я не думала, что тебя это заинтересует. Он покачал головой.
— А если точнее, ты боялась, что я возьму все в свои руки, так ведь? Но не в этом дело. Ты не обсуждала их ни с кем из других хозяев тоже, они считают такое поведение безответственным, но чего еще можно ожидать от женщины, которая затаскивает к себе в постель мужчину на следующий день после смерти мужа?
Сирена ответила ему холодным взглядом.
— У меня не было выбора.
— Им это неизвестно. Но они наверняка сразу это заметят, если ты выставишь меня вон.
— Меня не волнует их мнение, — бросила Сирена.
— Возможно, только ты станешь обращать на него внимание, когда Шон подрастет, пойдет в школу и начнет дружить с детьми богачей.
— До этого еще далеко. А сейчас мне все равно. Только мне, может быть, совсем не хочется выставлять тебя вон, совсем!
Он пристально посмотрел на нее, в его зеленых глазах загорелись золотистые огоньки. На мгновение Сирене показалось, что он подойдет к ней, прижмет ее к себе. Она подалась к нему.
Неожиданно лицо Варда вновь сделалось суровым.
— В этом случае, как и тогда, — сказал он жестко, — у тебя нет выбора.
Стремительно повернувшись, он зашагал прочь.
— Вард! — воскликнула она.
В ответ послышался лишь звук шагов по лестнице и стук закрывшейся двери.
Он ушел. Дом сразу сделался невероятно пустым. Похоже, Вард Данбар оставил в Бристлеконе след столь же быстро, как и в сердце Сирены. Почему он ушел так неожиданно? Этот вопрос два дня не выходил у нее из головы вместе с причинами, о которых он сказал. Размышляя об этом, она все время приходила к выводу, что Вард расстался с ней ради ее репутации. Если она не ошибалась, если в этом заключалась настоящая причина его ухода, тогда все можно было легко исправить. Он мог на ней жениться. Но предложения он ей не делал. По-видимому, ему этого не хотелось, по крайней мере сейчас. Она упустила шанс стать для него чем-то большим, чем обычная любовница.
Пусть будет так. После всего, что между ними произошло, они вряд ли смогли бы найти счастье. Она прекрасно обойдется и без него. Она вообще отлично проживет одна. Она теперь богатая женщина, богатая и независимая. Никто ей не нужен, а меньше всего этот мужчина, предпочитающий держать свои тайны при себе и страдать от непонимания, нежели ущемлять собственную гордость.
К черту его! Как он посмел бросить ее именно тогда, когда она хотела просить у него прощения за все свои напрасные обвинения? Чего он добивался, оставляя ее в таком расстройстве? Это сводило ее с ума. Рано или поздно, но им все равно придется выяснить этот вопрос.
Пожалуй, скорее поздно, чем рано. Сирена сомневалась в том, что сейчас может разговаривать спокойно, как, впрочем, и в том, что у нее были серьезные причины огорчаться. Тем временем погода сделалась теплой и солнечной, наступила настоящая южная весна. Ей нужно съездить в город, в Дом Успокоения, и посмотреть, как там идут дела. Она побудет некоторое время с монахинями, потом, может быть, навестит Консуэло. Но она ни за что, ни при каких обстоятельствах даже и не посмотрит в сторону Мейерс-авеню и «Эльдорадо».
Сестры милосердия чрезвычайно обрадовались, увидев ее. Они показали ей трех новых малышей, появившихся в детской. Монахини проявляли к ним столько сострадания и держались с такой гордостью, что сторонний наблюдатель скорее бы поверил, что их привел сюда промысел Божий, а не безнравственность и порок, царившие в городе.
Сестры уговорили Сирену остаться у них на ленч, а потом встретиться с четырьмя молодыми женщинами, проживавшими в верхних комнатах. Одна из них была женой погибшего горняка, она осталась без средств к существованию с тремя малолетними детьми на руках, а ее ближайшие родственники жили за тысячу миль отсюда. Монахини надеялись, что помощь и благотворительность Сирены уберегут ее от греха. Двум другим помочь было не так просто. Обе девушки пришли с Мейерс-авеню и теперь в любой день могли увеличить число обитателей детской. Они горячо выражали признательность за помощь, оказанную им здесь, но тем не менее собирались вернуться на Мейерс-авеню, как только разрешатся от бремени. Последняя женщина в свои тридцать с небольшим лет выглядела на все семьдесят. Она болела сифилисом в его поздней стадии. Наполовину парализованная, и к тому же с серьезным нарушением мозговой деятельности, она тоже захотела прийти к столу. Другие женщины избегали ее, несмотря на уверения монахинь, что от нее нельзя заразиться. Сестры, похоже, считали, что ее появление может рассердить остальных, однако не выдавали этого ни единым взглядом.
Сирена покидала Дом Успокоения далеко не в лучшем настроении. Ее окружало столько горя и страдания, а она так мало сумела сделать. Она старалась, но слова сестер, восхвалявших ее усердие, не могли убедить ее в том, что она делает успехи.
Консуэло дома не оказалось. Объехав вокруг квартала, Сирена свернула на ведущее за город шоссе. Она расстроилась из-за того, что не смогла встретиться с подругой. Консуэло, наверное, уже собралась в дорогу, ее здесь ничто больше не удерживало. Сирене будет очень ее недоставать. Несмотря на изменчивый характер испанки, в нем чувствовались твердость и умение подчинить других собственной воле, а их положение, по-видимому, не сильно-то будет теперь отличаться. Сирена понимала, что это эгоистично, ей очень хотелось уговорить Консуэло остаться. Обе они одинокие женщины с маленькими детьми, ни одна из них больше не живет на Мейерс, как, впрочем, на Карр или Итон-авеню тоже. Они смогут поддерживать друг друга, вместе противостоять всем, кто станет относиться к ним враждебно.
Сирена уже подъезжала к мосту через ручей, когда увидела приближающуюся со стороны Бристлекона коляску. На козлах сидела женщина, одетая в черное. Узнав Консуэло, Сирена натянула вожжи и стала ждать, пока экипаж подъедет поближе, улыбаясь Консуэло и приветствуя ее издалека.
— Слава богу, я тебя нашла, — сказала испанка. — Я боялась, что опоздаю.
— Что такое? Что случилось?
— Это все Перли, психопатка проклятая. С тех пор как Вард перебрался к тебе, она совсем озверела, превратилась в бешеное животное. На сей раз она решила не с собой покончить, а с тобой!